Главный редактор российского Tatler – очаровательная Ксения Соловьева умеет расставлять приоритеты и дружит со многими людьми, о которых пишет. Специально для Vintage Ксения сама стала героиней интервью и рассказала о своем подходе к работе журнала.

 

Вы уверенно и легко нашли свое предназначение, но каковы были предпосылки выбора журналистики для вас?

– Вовсе не уверенно и не легко, как может показаться со стороны. Завидую людям, которые уже в пятнадцать твердо знают, что хотят заниматься генной инженерией или пилотировать самолеты. Все детство я играла в теннис. Но когда поняла, что большой теннисистки из меня не выйдет, решила поступать на юрфак МГУ. У меня была золотая медаль, но в те годы ничего престижнее юрфака в Москве не было – все хотели быть юристами, и я банально испугалась. Пошла на только что открытое отделение рекламы и пиара на факультете журналистики МГУ – думая, что пишущим журналистом не буду никогда. А вот сочинять ролики для телевидения и размещать рекламу в газетах у меня получится. В итоге с рекламой и пиаром я имею дело только по касательной, зато уже двадцать лет с большим удовольствием пишу заметки самых разных жанров – от слова редактора до лонгридов на двадцать пять тысяч знаков.

В чем ваш секрет, как вам удается предугадывать тренды, поддерживать интерес читателей?

– Наверное, мой личный секрет в том, что я ни разу в жизни не работала там, где мне было бы неинтересно. Понимаете, наш журнал не о светской жизни, не об отдыхе в Санкт-Морице, Каннском кинофестивале и платьях Dior. Это журнал о людях, судьбах, характерах. А я очень люблю людей. Да, большей частью мы пишем о людях очень состоятельных. Да, если они страдают, это, как правило, происходит в очень красивых декорациях, которые читателям не из этого мира кажутся раем, счастьем, но мне, в первую очередь, интересен человек. Всякий раз, когда я готовлюсь к интервью, я открываю для себя целую вселенную. Мои герои могут иметь слабости, местами быть несимпатичными, резкими, капризными. Но всегда есть что-то, за что в них можно влюбиться. Обожаю это чувство волнения, бабочек в животе, когда мне предстоит сделать классный материал, обреченный на цитирование.

Что самое сложное в вашей профессии?

– Быть релевантным, актуальным сегодняшнему дню. А для этого нужно не терять связь с приборами. Признаюсь, есть большое искушение, выпустив очередной сильный номер, расслабиться, образно говоря, поехать в SPA. Но сейчас так быстро все меняется. Наши герои успевают сменить пять профессий и столько же мужей. Появляется новая модная молодежь, которая не впитала глянец с молоком матери. Но с ними тоже надо работать.

Вы – истинный трудоголик, занимаетесь спортом, не жалуются ли домашние на недостаток внимания? Как вы балансируете между любимым делом и семьей?

–  Вопреки всему тому, что там люди думают о глянце, мы действительно работаем. Я шучу, что в офисе Conde Nast пропускной режим. Мы начинаем около десяти, а продолжаться все может до бесконечности, особенно, если снимаем где-нибудь в Нью-Йорке с разницей во времени, и необходимо быть на связи. Поэтому, если вы спросите, как я ищу тот самый work-family balance, я отвечу, что ищу его ежедневно. Готового рецепта нет. Да, есть отдельные правила: вставать вместе с дочерью, завтракать с ней, отводить ее в школу. Не отсутствовать дома больше двух вечеров в неделю. Читать ей на ночь – сейчас читаем вместе рассказы о Шерлоке Холмсе.

Помню, я когда-то прочитала книгу мудрейшего французского писателя Даниэля Пеннака «Как роман», пронизанную любовью к детям. И он советовал, сколько бы ни было ребенку лет, читать вместе с ним. Иногда, не скрою, все эти правила разбиваются о реальность. Но я все равно стараюсь проводить с детьми все возможное время. Даже спортом мы занимаемся вместе – я убеждена, что ничто не формирует ребенка так, как среда, в которой он растет. Спорт, в хорошем смысле, «заразен».

Как вы отдыхаете? В эмоциональном плане, от работы?

– Мне довольно трудно было заставить себя не спешить. Я привыкла все время что-то делать, постоянно быть кому-то должной. Наверное, только последние года три-четыре я вдруг поняла, что иногда, чтобы ускориться, нужно сначала замедлиться. Что можно не просыпаться как можно раньше и бежать покорять мир. А встать в десять. Сделать мегакалорийный скрэмбл – к яйцам я добавляю сливочное мало, сливочный сыр, зеленый лук и жарю все это дело тоже на сливочном масле, на маленьком огне, постоянно помешивая. Посмотреть «Евроспорт», поехать на спорт в Лужники – как же здорово отремонтировали стадион. Потом пообедать с подружкой, затем на массаж в «Белый сад». Желательно не заглядывать в Instagram, не интересоваться, чем завтракают мои герои. Ну и конечно, главная роскошь – забраться с ногами в кресло, обитое красной тканью – икат, включить торшер, зажечь свечу и тихонечко читать. Сейчас читаю вторую книгу Гузель Яхиной.

Что вас вдохновляет?

– Люди, у которых можно учиться.

Кого бы вы могли привести в качестве примера счастливого успешного человека?

– Очень часто два этих слова – успешный и счастливый – взаимоисключающие. Успех, во многих случаях, обрекает на одиночество. Карьерные достижения неминуемо наносят удар по личной жизни и времени, которое человек может посвятить другим людям. Прочитайте книгу «Lykke. В поисках секретов самых счастливых людей», где датчанин Майк Викинг исследует феномен счастья на примере жителей разных стран. Никто из них не назвал главным количество нулей на банковском счете.

Датчане могут быть счастливее других, потому что заканчивают работу в пять и проводят вечер в кругу семьи. Да, у них рано темнеет и вообще ужасная погода. Зато можно зажечь свечу, испечь печенье и болтать. Но если приравнять счастье к самореализации, то, наверное, приведу в пример Карла Лагерфельда. Все уже сбились со счета, сколько ему лет. А он бодр, полон энергии и терпеть не может, когда молодые дизайнеры жалуются на прессинг и необходимость шить двенадцать коллекций в год. Он создает коллекции сразу для нескольких брендов. А есть еще бесконечные коллаборации, выставки, фотосъемки. Хотя, если честно, самая счастливая – его кошка Шупетт.

Как вы выбираете наряды?

– У меня были разные периоды жизни: и когда, в кризис 1998 года, я покупала свитеры на Черкизовском вещевом рынке, и когда я выходила на склоны Санкт-Морица в кардигане из мериноса Loro Piana. Сегодня я пришла к какому-то здоровому балансу. Сама я инвестирую только в то, что буду много и охотно носить. Мой шкаф слишком маленький для того, чтобы собирать коллекцию вещей, надетых лишь однажды.

Какой совет вы бы дали себе 20-летней?

– Обязательно поехать учиться за границу. Хотя бы на полгода. Это сейчас мир стал глобальным, люди успевают прожить несколько жизней, овладеть несколькими профессиями и языками. А я человек в глубине души все-таки советский. Помню, однажды, наверное, это был 1995 год, тренер по теннису в нашей университетской команде сказала, что есть возможность поехать в университет Каролины. Не то Северной, не то Южной. Теперь-то я уже понимаю: надо было браться за этот шанс всеми руками и ногами. Но мне не хватило дерзости, что ли. Мои родители – люди консервативные и осторожные. Такой они вырастили и меня. А нужно рисковать.

В двадцать один я вышла замуж, в двадцать два родила сына, в тридцать два – дочь, поэтому вся моя жизнь вне работы подчинена детям. Мне бы хотелось сегодня говорить по-английски так, как говорят носители языка. Я неплохо знаю язык – все же окончила качественную спецшколу Звездного городка, где находится Центр подготовки космонавтов, но иногда мне этого мало. Ну и вообще, для расширения горизонтов пожить в другой стране очень полезно. Так что учеба за границей – нереализованный гештальт. Иногда я думаю: случись так, что в моей карьере настал перерыв. Что бы я сделала? Уехала бы учить язык. Возможно, теперь уже французский. В Париж. Я была в нем, наверное, раз сто, но я не знаю города более гармоничного, где ничто не оскорбляет взгляд.

Фото: @ksenia_tatler Ксения Соловьева.

Vintage